Красотка 13 - Лиз Коли

Одинокая отпустила меня. Связь оборвалась. Поток иссяк. Она так сильно сжимала мою руку, что на ней остались синяки. Шатаясь, я вышла из темноты и направилась к двери.

Одинокая встала, чтобы пойти за мной.

– Я должна выйти отсюда для того, чтобы найти его, – сказала она.

– Нет, ты больше никогда не выйдешь отсюда! – задыхаясь, крикнула я.

Я захлопнула дверь. Я знала, что нужно делать. Здесь все было возможно. Доски и гвозди лежали прямо возле меня. Потом появился и молоток.

– Энджи, Анжела, немедленно возвращайся! – прокричала Линн.

– Нет, не сейчас, немного позже, – крикнула я ей в ответ.

Я забивала и забивала гвозди в доски двери, заколачивая ее навсегда. И хижина сразу приобрела жалкий, заброшенный вид. Она снова стала серой. Страшной и ветхой. Это было замечательно. Я с ней покончила. Если Одинокая останется там навечно, никто не узнает о ее существовании.

Кроме меня. Потому что сейчас я узнала ее тайную боль, ту боль, которая заставляла ее ночи напролет качаться в кресле с пустыми руками. И я узнала, где сейчас ее ребенок. Не знала я только одного: что мне теперь делать.

Глава 18

Захват

– Что с тобой случилось, Энджи? – спросила Линн. Похоже, она очень разволновалась. На ее щеках даже выступили красные пятна.

Я снова очутилась в реальном мире, моя спина была прижата к стене, руки разбросаны в стороны. У меня тряслись ноги. На руках появились свежие синяки, и эти места болели. Я молча подняла руки, вопросительно глядя на них.

– Ты колотила руками по панелям. По сучкам. Ты не хотела просыпаться до тех пор, пока не простучала все сучки до одного, – сказала она, потерев рукой грудь над сердцем. – Я даже начала немного волноваться, дорогая. Ты хорошо себя чувствуешь?

Я кивнула. Сейчас мне было уже лучше. Одинокая будет сидеть взаперти до тех пор, пока я не захочу выпустить ее.

О боже! У меня впереди целая неделя экзаменов. Она выбрала удачное время для того, чтобы дать о себе знать. И ее тайна… Нет, я не должна об этом думать, мне следует забыть все это как можно скорее. Мое сердце сжалось от боли, желудок скрутило, к горлу подступила тошнота. Это не может быть правдой. Я, наверное, видела картины чужой жизни. Пожалуйста, пусть все будет именно так!

Линн ждала, пристально глядя на меня.

Я должна была придумать какое-нибудь объяснение. Правдоподобное и убедительное.

– Я… я пыталась влезть через окно. Внутрь хижины, – сказала я.

«Это довольно странное объяснение», – подумала я, вспомнив, что в моей воображаемой хижине нет окон.

– Тебе удалось это сделать? Ты нашла то, что искала? – спросила Линн.

Я покачала головой.

– Очень жаль, – сказала она. – Может быть, тогда встретимся в среду?

Пожалуйста, только не это! Мне нужно больше времени. Мне нужно время для того, чтобы забыть об этом, и для того, чтобы во всем разобраться.

– О нет, на этой неделе я буду очень занята, мне нужно подготовиться к экзаменам. Если я сдам их на «отлично», то смогу перейти в следующий класс.

Линн улыбнулась мне более спокойно и расслабленно. Мне удалось обмануть ее. Должно быть, я великая актриса.

– Хорошо. Это наша конечная цель. Подняться еще выше. – Она указала рукой на потолок. – Прошу тебя об одном: если я буду нужна тебе, сразу звони мне. Я буду думать о тебе.

В ту ночь я спала как убитая. Никаких пробуждений среди ночи и качаний в кресле, никаких вторжений в мои сны, никаких мысленных возвратов в прошлое. Это было таким облегчением! Теперь я поняла, что Одинокая опустошала, истощала меня. Она, словно вампир, высасывала из меня по ночам все силы.

Свет солнца просочился сквозь мои кружевные шторы, отбрасывая мягкие тени на одеяло. Я стащила с себя ночную рубашку и бросила ее на пол. Сначала погладила нежную кожу на моем плоском и упругом животе, а потом прижала руки к грудям. Мне не верилось, что это тело сделало то, что предстояло сделать маме. Мне не верилось, что Одинокая хотела заставить меня поверить в то, что это было на самом деле.

Я хотела только одного: снова стать обычной школьницей, и на достижение этой цели я направила всю свою вновь наполнявшую меня энергию. Один за другим я сдала все свои экзамены на «отлично». Ибупрофен избавил меня от резкой, пронизывающей головной боли; теплые компрессы помогли свести с рук синяки. Вот что я вам скажу: если у вас есть мощный отвлекающий фактор и цель, которую нужно достичь, это самое лучшее лекарство.

Потом этот отвлекающий фактор исчез. Все экзамены были сданы. Целых десять дней можно было не думать о школе, и мне нечем было занять себя. Я уже всем купила подарки к Рождеству: книги для мамы, чтобы она могла их читать, сидя в приемной психотерапевта; два галстука ярких расцветок для папы, чтобы поднять ему настроение; хрустальную вазу в форме цветочного бутона для Линн; серьги для Кейт; шелковый шарф для бабушки. Возможно, она никогда его не наденет, но мне хотелось думать, что бабушка все еще нужна мне.

Мне пришлось спросить совета у Кейт по поводу того, что подарить Абраиму.

– Черный кружевной бюстгальтер, – посоветовала она. – Конечно, не его, а твоего размера, – добавила она на всякий случай, если я не поняла, что она имела в виду.

Как бы между прочим я сказала:

– Я уже приобрела такую вещицу. Еще перед школьным вечером.

– Что? Перед школьным вечером? – Она изумленно выпучила глаза. – Я недооценила тебя, девочка. И его тоже.

Я засмеялась и рассказала ей (конечно, не во всех подробностях) о том, как он, испугавшись, быстро (так быстро, как только смог) застегнул молнию на моем платье.

– Я, наверное, закажу для него фирменную рубашку студентов Гарварда. Может быть, она принесет ему удачу, – сказала я.

В пятницу утром мой внутренний будильник разбудил меня ровно в шесть часов, хотя я имела полное право спать до обеда. Я лежала в постели, пытаясь придумать, чем бы таким занять себя, как вдруг услышала, что к нашему дому подъехала машина. Выглянув в окно, я увидела зеленый «форд» детектива Броугана. Мое сердце сжалось, а по спине пробежал неприятный холодок. Что заставило его приехать сюда в такое время, когда все нормальные люди еще сладко спят в своих кроватях?

Зазвенел дверной звонок. Потом внизу, в прихожей, раздались тяжелые шаги – кто-то из родителей шел открывать дверь.

Я ждала, наивно надеясь, что детектив приехал не ко мне, пока не услышала голос отца.

– Анжела! Ангел, прошу тебя, спустись к нам, – крикнул он, стоя у подножия лестницы.

Почему он здесь? Почему сейчас? Может быть, в расследовании моего дела наметились кардинальные сдвиги?

Натянув помятые джинсы, в которых я вчера проходила весь день, и надев поверх футболки куртку с капюшоном, я сошла вниз. И поняла, почему он приехал так рано. Они нашли тело. Взяли образцы ДНК. Сделали анализ, и все совпало. Может быть, даже установили причину смерти и обнаружили мои отпечатки на орудии убийства.

О Ангел, что ты сделал? Что ты сделал со всеми нами?

Я почувствовала, что к горлу подступает тошнота. Я побежала в ванную и, сплюнув в раковину кислую слюну, вытерла губы рукавом куртки. Пытаясь придать лицу безмятежно-приветливое выражение, я осторожно спустилась вниз. Мой пустой желудок буквально завязывался в узел. После того как все прояснилось и жизнь стала входить в свое обычное русло, у меня опять возникли серьезные проблемы.

В прихожей никого не было.

– Мы здесь, дорогая, – крикнула из кухни мама. Ее голос, как ни странно, был спокойным и даже радостным.

– Я приду буквально через минуту, – крикнула я и, осторожно прошмыгнув из прихожей в ванную, которая находилась на первом этаже, плотно закрыла за собой дверь.

Я взяла в рот немного зубной пасты, и у меня покраснело лицо. Выйдя из ванной, я вытерла руки о джинсы. От чрезмерной дозы адреналина у меня подкашивались ноги. Под теплой курткой мое тело дрожало.

Броуган и мама сидели возле стола. На столе стояли две чашки с кофе. Чашка отца была полной. Над ней вился легкий дымок. Судя по всему, отец к ней даже не притронулся.

– Привет, Энджи, – сказал детектив невероятно приятным, дружелюбным голосом. – Я тут пока развлекаю твоих родителей. Мы уже вот-вот завершим расследование. Осталось только прояснить несколько незначительных деталей.

– П-правда? – Я старалась подавить дрожь в голосе.

– Это просто великолепно! – воскликнула мама.

Если она радуется, то и я буду радоваться.

– Да, согласна. – Я улыбнулась.

Хотя у меня болел живот, я приложила все силы, чтобы эта улыбка получилась как можно более естественной. Я не испытывала никакого облегчения. Пока не испытывала.

Мама поднялась, чтобы поставить свою чашку в раковину и уступить мне свое место. Я оказалась рядом с Броуганом. Однако никаких опасных флюидов от него не исходило. У него были добрые глаза. Такие же синие с зеленцой, как и его фланелевая рубашка. И никакого охотничьего блеска в них не было.